Барбаросса - Страница 157

157

* * *

Время – самый безжалостный фильтр нашей истории: одних оно бережет в народной памяти, других оставляет догнивать в «отходах прошлого», о котором нежелательно вспоминать, но вся беда в том, что часто – даже очень часто! – судьбы многих тысяч людей зависели от неугодных персон, облеченных, как принято у нас говорить, «доверием партии и правительства». Мне думается: мирные дни, наверное, для того и даются армии, чтобы она из своих неисчерпаемых недр выдвигала все самое разумное и достойное, а все негодное отсеяла, словно мусор. Но при Сталине так никогда не делалось. О человеке судили не по его качествам, а лишь по строкам его анкеты.

Я не сомневаюсь, что анкета была «чистая» у генерала М. А. Парсегова – знойного кавказца с аккуратными усиками, но анкетой да внешностью все и кончалось. С первого года войны он как-то органично сроднился с мощной стихией роковых отступлений и так привык к «драпу», что считал его делом почти неизбежным. Отвоевал он себе легковушку с шофером, в машине спал и ел, там у него вся канцелярия, есть тарелка и стакан в красивом подстаканнике, предметы мужского туалета, и потому выглядел Парсегов, не в пример прочим фронтовикам, даже молодцевато. С утра побреется, не выходя из машины, поправит перед зеркальцем усики, после чего, освеженный одеколоном, мог и покомандовать.

– Товарищ боец! – окликал он из машины. – Почему у вас походка неровная? Советский боец должен ходить… знаете как?

– Да учили… на строевой подготовке.

– Вот так и ходите.

– Да я, товарищ генерал, третий дён не жрамши, из окружения вышел, ноги едва волоку. Мне бы в санчасть какую…

– Все равно! Подбородок держать выше… по уставу. А вы, товарищ боец, над кем смеетесь?

– Веселый человек дольше живет. Вот и смеюсь.

– Ладно. А то я думал, вы надо мной издеваетесь…

Генерал П. В. Севастьянов, хорошо знавший Парсегова, писал о нем так: «Никакое окружение, никакое бегство, никакие несчастья и неудачи так не деморализуют солдата, как бездарное руководство!» Парсегов командовал 40-й армией Брянского фронта, а фронтом командовал небезызвестный Филипп Иванович Голиков, и кого Голиков больше боялся – Сталина или немцев? – этот вопрос историками еще до конца не выяснен. Если же Филиппа Ивановича спрашивали о талантах Парсегова, он отвечал:

– Собранный товарищ! Не как другие, что даже забывают побриться в окопах. Одна в нем беда: на связь не выходит, и никогда не знаешь, где его армия находится…

Из этих слов видно, что хорош был Парсегов, умело прятавший свою армию от начальства, но еще лучше был и сам командующий фронтом, не знавший, где искать эту армию! Но однажды Голиков все-таки обнаружил «сороковую» в селе Хорол. Голиков сказал Парсегову, что из портфеля майора Рейхеля известно: барон Вейхс, торчавший у Курска, должен был наступать двадцать второго июня, но…

– Ни мычит ни телится! Наверное, фрицы поняли, что мы их «рассекретили», вот и отложили свое наступление по плану «Блау». А ты, Михаил Артемьевич, ручаешься за свою оборону?

– Мышь не проскочит, – был получен бравый ответ.

(Между тем Брянский фронт имел всего лишь до пяти орудийных стволов на один километр – совсем не густо.)

– Тут и слона протащить можно, – сомневался Голиков.

– У меня и слон не пройдет! – заверил его Парсегов…

Затишье в обороне всегда обманчиво, а враг начинает казаться надоедливой, примелькавшейся деталью военного пейзажа – не больше того. 28 июня барон Вейхс нанес мощный удар со стороны Курска, а через два дня 6-я армия Паулюса стала наступать южнее – и началось! Противник верно нащупал слабину в стыке Брянского фронта Голикова с фронтом армий маршала Тимошенко; танки армии Гота врезались в эту мягкую и ослабленную подвздошину двух наших фронтов, разорвав их широкой кровоточащей раной. Прямо на Воронеж двигалась моторизованная дивизия «Великая Германия»… А на улице Хорола – дым столбом! Жгли и рвали штабные документы, волокли в грузовики тяжеленные сейфы, девушки-солдатки метались, не зная, куда сунуть пишущие машинки, а жители села плакали:

– Господи! Да на кого ж вы нас покидаете?..

В этой панике один лишь Парсегов оставался невозмутим, и, сидя в своей легковушке, он… догадываетесь, что он брился! Тут его и застал Севастьянов с поручением от Голикова.

– Командующий Брянским фронтом просит вас срочно выйти на связь с его штабом. Обстановка сейчас такова, что…

Парсегов, глядя в зеркальце, прифрантил свои усики:

– А зачем спешить, дарагой? Самое малое через час я сам буду уже в Воронеже, тогда и пагаварю с товарищем Голиковым… Можно ехать. Жми прямо на Воронеж! – велел Парсегов шоферу. И его легковушка первой рванула с места…

Отдадим должное девственной «чистоте» анкетных данных о генерале Парсегове – этот Аника-воин постыдн обросил свою армию (и вся его 40-я армия позже целиком погибла, попав в железные клещи танковых окружений), а ведь на эту армию рассчитывали в штабах, воронежцы меж собой говорили:

– Нам-то что? До нас фрицы не дойдут, звон, мне Марья-соседка сказывала, что есть такая армия Парсегова… у-у, силища!

Воронеж считался еще тыловым городом и жил, украшенный бодрыми призывами, обычной трудовой жизнью: «Работать с удвоенной энергией! Все для фронта, все для победы!» В скверах играли детишки, на улицах бабки торговали семечками. Привычно названивали трамваи, фронтовикам странно было видеть машины «скорой помощи» – кому-то вдруг захотелось поболеть, но никого из жителей это не удивляло. Никто не думал, что враг способен дойти до их города. По вечерам работал цирк с новой программой, люди навещали театр, все шло своим чередом…

157