Барбаросса - Страница 160

160

Вольфрам Рихтгофен имел 1400 самолетов – больше половины всей авиации, которую Геринг держал на Восточном фронте, и вся эта армада, убивающая и завывающая, беспощадная и наглая, вихрилась теперь над нашими армиями в степи, где человеку негде укрыться от бомб, где ты всегда останешься виден. А на речных переправах – ад кромешный, все там перемешалось: автоколонны, коровы, медсанбаты, танки, повозки, лошади, пожитки беженцев и фургоны со снарядами… ад!

Алан Кларк, хороший английский историк, писал, что немецкие танковые колонны угадывались даже за 60 километров – это была чудовищная масса пыли, которая перемешивалась с дымом и пеплом горящих деревень, и это грозное облако, застилая горизонт, за ночь не успевало рассеяться над степью, а утром становилось еще плотнее, смешиваясь с новою тучей пыли. Зрелище гигантской армады танков и техники было, конечно, впечатляющим, и сами же немцы были не в силах сдержать своего восторга перед той могучей силой, что надвигалась на большую излучину Дона; войска вермахта двигались даже не по дорогам, которых почти не было, а катились прямо по гладкой степи (и фотография этой армады, которая лежит передо мною, действительно ужасает!).

«Это строй римских легионеров, – писали немецкие корреспонденты, – но перенесенный в XX век для укрощения монголо-славянских орд…»

Берлинская «Фёлькишер беобахтер» сообщала читателям, что русские отходят даже без выстрела (во что верить не следует): «Нам весьма непривычно углубляться в эти широкие степи, не наблюдая признаков противника…» Гитлер в эти дни ликовал, и Кейтель сказал Йодлю – как бы между прочим:

– В состоянии подобной эйфории наш фюрер был, кажется, только после падения Парижа… Заметили?

– Возможно, – согласился Йодль. – Из абвера, кстати, поступило сообщение: в Кремле сейчас настроение, подобное тому, что было летом прошлого года. Следует ожидать, что Сталин начнет изыскивать побочные контакты для нового Брест-Литовского мира с нами… на любых, конечно, условиях, лишь бы ему не потерять своего положения в кабинетах Кремля!

Верно, Гитлер так радовался успехам своего вермахта, что, сменив гнев на милость, сам же позвонил в Цоссен.

– Теперь с русскими покончено! – известил он Гальдера.

– Похоже, так оно и есть, – скупо отвечал Франц Гальдер. Несогласный с фюрером во многом, он сам уже заметил, что центр армии Паулюса уподобился клину, достаточно острому по форме, и что по мере продвижения к Волге его фланги слабеют, обнажаясь.

Об этом он из Цоссена и доложил фюреру.

– Перестаньте о флангах! – прервал разговор Гитлер…

Это были как раз те дни, когда Черчилль собирался лететь в Москву, он пил гораздо больше, чем можно пить в его годы, и часто вызывал нашего посла Майского, чтобы спросить его с некоторой ехидцей: «Когда же дядюшка Джо (Сталин) обратится к Гитлеру с просьбой о заключении мира?»

Удивляться тут нечему: британская разведка работала, и работала она хорошо, зная о том, о чем мы не догадывались…

* * *

Кажется, войскам армии Тимошенко готовились клещи: от Воронежа скатывалась танковая армия Гота, южнее их подпирала мощная армия Паулюса, грозя окружением. Вокруг же, на множество верст, куда ни посмотри, до небес вздымались гигантские столбы черного дыма – горели деревни, фермы, хутора, МТС, колхозы. Горизонт утопал в непробиваемой пылище, которая не успевала рассеяться за ночь: это двигались танки с пехотой, это брели стада и толпы беженцев с котомками за плечами. Сверху людей обжигало палящее солнце, пикировали на них бомбардировщики. Пыль, гарь, сухота, безводье… Ветеранам 1941 года невольно вспоминались прошлогодние дороги былых отступлений.

– Нет, – сравнивали они, – в этот раз хуже…

И – страшнее: «Тогда (в 1941 году) было меньше войск, техники. Тогда мы знали: захваченная врасплох страна там, в тылу, только еще собирает силы. А сейчас – вот он, прошлогодний тыл, вот силы, накопленные за год…»

Сколько горьких, злых, справедливых слов сказано в те дни о неоткрывшемся втором фронте!

– А, мать их всех! – ругались солдаты. – Начерчиллили планов – и никаких рузвельтатов . Мы за всю Европу, за всю Америку должны тута, в эвтом пекле, за всех отбрыкиваться…

Но Тимошенко не терял присущей ему бодрости.

– В этот раз, – авторитетно заверял он, – мы не доставим удовольствия немцам и в окружение не влипнем. Лучше сохраним силы в планомерных отходах на вторые и третьи позиции…

Начиная с 6 июля Ставка не раз теряла маршала Тимошенко, который сторонился всяких переговоров. Вел он себя несколько странно, избегая общения со своим штабом, на вопросы даже не отвечал. 7 июля его штаб покинул Россошь и перебрался в Калач (Воронежский), но Тимошенко почему-то остался в Гороховке.

– Вы поезжайте, – сказал он, – а я… Гуров со мною! Вот я с Гуровым тут посижу да подумаю.

Странное решение! Штаб терял связь с армией, а он, командующий армией, сознательно отрывался от своего штаба. По этой причине Москва получала из штаба Тимошенко одни сведения, а Семен Константинович иногда заверял Москву, что причин для волнений нет. Потом маршал вообще пропал, в Гороховке его не было, а куда он делся – никому не известно.

Василевский в эти дни даже почернел от переживаний, безжалостно обруганный Сталиным за то, что Генштаб потерял контроль над положением фронта, самого ответственного сейчас. Операторы сбились с ног, отыскивая пропавшего маршала, между собой делились сомнениями, что с Тимошенко это не первый раз:

160