В западных районах СССР было замечено оживление спекуляции среди жителей, лишь недавно получивших советские паспорта; уже не таясь, люди говорили о близости войны. Они спешили истратить советские деньги; магазины разом опустели – ни продуктов, ни тканей, ни обуви, ни спичек… 18 июня нашу границу перешел гитлеровский солдат, молодой парень, и добровольно сдался пограничникам.
– Почему вы это сделали? – спросили его в штабе.
– Недавно я здорово выпил и дал офицеру в морду. Мне грозил трибунал, вот и решил спасаться у вас. Могу повторить уже сказанное пограничникам: ждите нападения. Разве вы сами не слышите по ночам шум танковых моторов?
– Чем вы можете доказать свои слова?
– Ничем! – ответил перебежчик. – Договоримся так: если я обманул вас, 22 июня можете меня расстрелять.
Об этом было доложено наверх. А сверху обозвали всех чуть ли не трусами и всем дали хорошую вздрючку:
– Не поддавайтесь на провокации! И так ясно, что ваш фриц налакался шнапсу, дал кому-то в рожу, теперь у него огузник трясется, вот и намолол со страху… Откуда мы что знаем? Может, и этот солдат подослан нарочно, чтобы проверить нашу реакцию на бдительность? Пакт о ненападении заключен, и нет поводов для тревоги.
Паулюс спланировал нападение в трех генеральных направлениях: «Север» (ленинградское), «Центр» (московское) и «Юг» (киевское). Три мощные группировки, подобно глубоким клиньям, должны сразу же расчленить Красную Армию на части, которые потом удобнее громить по флангам. 21 июня в 13.00 по берлинскому времени армии вторжения получили долгожданный сигнал «Дортмунд», означавший, что уже ничто не в силах отменить вероломное нападение. Часы в кабинетах генштаба отщелкивали последние роковые минуты…
– Что за таблетку ты проглотил, Фриди? – обеспокоилась жена Паулюса. – Разве у тебя болит голова?
– Я принял лишь первитин, дорогая Коко.
– Это вредно для нервной системы, Фриди.
– Знаю. Но первитин позволит не спать несколько суток. Ближайшие дни вряд ли я буду ночевать дома…
«Мерседес» Паулюса ловко вписался в общий поток машин, выруливающих на Унтер-ден-Линден. Когда миновали советское посольство, шофер спросил генерала:
– Правда ли, что у них сервиз из серебра сразу на пятьсот персон? В казармах болтали, что Геринг ходит туда пить русскую водку и заедать ее крабами.
– Правда. Но теперь я не завидую московским дипломатам. Им предстоит пережить весьма грустные минуты.
Машина вырвалась на прямую – в Цоссен! Конечно, кому же еще, как не ему, Паулюсу, теперь проследить за осуществлением своих грандиозных планов? Так архитектор, создавший проект ансамбля, потом ревностно наблюдает за каменщиками и малярами. День 21 июня (день «X – 1» по терминологии генштаба) начался для Паулюса звонком из канцелярии Риббен-тропа, звонил статс-секретарь Вейцзеккер.
– Информация, – оповестил он. – Русский посол настаивает на личной встрече с Риббентропом, у него на руках вербальная нота. Там, в Москве, подсчитали, что за два последних месяца наши самолеты 180 раз нарушили их границу.
– Что вы отвечаете? – спросил Паулюс.
– Русские зенитного огня не открывали, а потому не могут предъявить нам обломки наших самолетов. Это первое. Второе. Сегодня невыносимо жаркий день, я говорю, что Риббентроп уехал в Ванзее купаться. Кажется, Молотов в Москве тоже начинает теребить за галстук нашего посла, графа Шуленбурга… Кремль уже начал терять спокойствие!
Паулюс тут же переключился на Хойзингера:
– Когда проходит на Берлин московский экспресс?
– За два часа до отметки «икс – ноль»… через Брест.
– Выпустит ли свой поезд Москва, как всегда?
– Не знаю. Но мы его пропустим. Как всегда…
Весь день 21 июня прошел в хлопотах, уточнениях, нервотрепке. Первитин уже сделал из Паулюса железного робота, способного не ведать усталости, сохраняя небывалую бодрость.
Ближе к ночи опять стал названивать Вейцзеккер:
– Русские просто ломятся в министерство. Я был вынужден принять их посла, но прервал чтение протеста, сказав, что великая Германия сама может предъявить СССР подобные обвинения… Сообщите об этом Гальдеру.
– Конечно. Утром русские всё узнают.
– Да. Посольство уже блокировано агентами гестапо. Ему оставлена лишь односторонняя связь: мы еще можем звонить русским по телефонам, они же – никуда… Если у них и есть резиденты в Берлине, то связь с ними прервана!
Паулюс вышел на провод с войсками на Буге:
– Уточните обстановку на исходных рубежах.
Последовал обстоятельный доклад:
– В Бресте закончились последние киносеансы, с вокзала слышится, как Москва транслирует вечерний концерт. Кажется, Верди или Пуччини. Вся полоса границы очень ярко освещена. За рекою Мухавец, что южнее Бреста, горит дом – сигнал нашей агентуры о готовности сразу же начать истребление советских офицеров, когда они станут выбегать из домов по тревоге. Отсюда мы хорошо видим этот пожар. В «икс – ноль» наши люди отключат электроэнергию от Брестской крепости, перережут все телефонные провода.
Паулюс выслушал и велел сообщить о проходе московского поезда. Вскоре же в Цоссен поступило извещение:
– Только что в Германию проследовал через Брест московский пассажирский состав. Через оконные занавески видно, как женщины укладывают детей, вагон-ресторан еще работает. Вывод определенный: русские ни о чем не догадываются.
В эту ночь, ночь нападения Германии на нашу страну, из СССР в Германию проследовали 22 громадных эшелона с хлебом и металлом…