Барбаросса - Страница 68

– Планы немцев четко определились, – докладывали военные эксперты, – после Киева они устремятся в Донбасс и, возможно, предпримут наступление в сторону Баку и Майкопа… Как бы ни были велики запасы нефти в Плоешти, но вермахт сосет их с таким усердием, что у румын скоро ничего не останется, а предстоящие операции вермахта будут нуждаться в новых источниках нефти – на Кавказе!

Черчилля волновали ароматы Гонконга, Индии и Бирмы (Рузвельт шепнул советникам: «Уинстон удивительно закоснел»).

– Он хочет, чтобы эта война закончилась для Англии так же, как кончались другие, – новым разбуханием его империи! – сказал далее Рузвельт. – Я не скрыл от него, что еще месяца два буду таскать японцев за нос, а в отношении Германии поведу себя даже провокационно. Что мне это даст – не знаю! В лучшем случае этот чумовой парень из Берлина объявит Америке войну…

Историки признают, что в обмене мнениями Рузвельт как политик переиграл Черчилля; он оказался более тонким и проницательным, нежели высокопородистый потомок герцогов Мальборо. Сохранились кинокадры общего молебна на палубе линкора – под сенью многокалиберных пушек: Рузвельт едва сдерживает слезы, а Черчилль украдкой вытирает глаза. Вермахт таранил советскую оборону на Днепре, устремляясь к шахтам Донбасса и нефтяным вышкам Майкопа, а Черчилль доказывал, что пора разделаться с этим «подонком» Роммелем.

В вопросе-ответе Рузвельта сквозила явная ирония:

– Вы думаете, ваш Окинлек справится с Роммелем?

– Не думаю, – честно ответил Черчилль. – Но я буквально задарил армию Окинлека пушками, танками и самолетами.

– Да, Роммель талантлив, – посочувствовал Рузвельт.

– Потому и наступление в Киренаике мы начнем с ликвидации этого таланта. Его больше не будет. Роммеля мы попросту укокошим, и эта вредная лисица навсегда забудет про наш курятник! – торжественно обещал Черчилль…

3 сентября (как бы в ответ на «Атлантическую хартию») Москва заявила о настоятельной необходимости открытия второго фронта не где-нибудь на задворках планеты, а именно в Северной Франции. При этом Сталин, исходя из богатого опыта первой мировой войны, напоминал Черчиллю, что только высадка в Нормандии способна «оттянуть с Восточного фронта 30—40 немецких дивизий». Этого было бы уже достаточно, чтобы Красная Армия не отступала. Через пять дней после обращения Москвы немецкие войска фельдмаршала фон Лееба замкнули удушающее кольцо блокады вокруг Ленинграда!

Наше положение с каждым днем все более ухудшалось…

* * *

Граф Галеаццо Чиано, зять Муссолини, был человеком умным, а иногда даже прозорливым, к России и русскому народу относился хорошо. Поговорив с генералом Джованни Мессе, которого назначили командовать армией в России, граф в своем дневнике записал: «Как и все, кто имел дело с немцами, он считает, что лучший способ разговаривать с ними – это пинок в живот. Мессе говорит, что русская армия сильна, а надежды на крах Советов – абсолютная утопия… Мессе еще не делает выводов, но зато он наставил передо мною множество вопросительных знаков».

6-я армия Рейхенау двигалась в авангарде группы Рундштедта, а фланги итальянцев иногда смыкались с немцами. Разногласия у Мессе возникли с танковым генералом Клейстом. Мессе доказывал, что сроки продвижения частей КСИР нереальны:

– Наши моторы – это желудки мулов, а те грузовики, что мы имеем, развозили раньше по Риму булки и мороженое. Теперь мы возим на них свои испорченные мотоциклы.

– Я знать ничего не знаю, – твердил Клейст. – Если у меня на штабных картах возле номеров ваших дивизий нарисованы «колесики с крылышками», значит, вы – моторизованные.

– Так не я же их рисовал! – возмущался Мессе. – Это еще в Риме нарисовал Кавальеро, а транспорта у нас нету.

– Тогда топайте пешком. Только побыстрее…

Пешие итальянцы на ходу импровизировали песни:

По прекрасной Украине
Едем как в трамвае римском:
Едешь-едешь, и конца нет.
Продаю вам свой билет!..

Их обгоняли трехосные тяжелые грузовики, на которых гитлеровцы ощущали себя «сеньорами» этой войны. Замкнув лица в суровой строгости, немцы истуканами восседали на лавках, держа на коленях «шмайссеры» и свысока поплевывая на союзных «пешедралов», утопавших в невыносимой пылище. Немцы снисходили до итальянцев, когда им требовались хорошие макароны.

– Эй, камарад! – окликали они с высоты своего положения.

– Чего тебе надо, компаньо?

– Меняю отличную зажигалку на ваши спагетти…

После обмена контакт снова терялся (и не восстанавливался). Итальянцы платили союзникам издевками: «Каска у нациста – самая мягкая часть его тела, зато бей его палкой по заднице – сразу сломается!» Украинцы и русские с удивлением встречали итальянцев, носивших на пилотках пятиконечные звезды. Правда, звезды эти были не красные, а белые. «Позднее, – по словам д’Фуско, – когда недоразумение рассеялось, таинственная „радиостепь“ разнесла весть, что эти ребята в зеленой форме – итальянцы, люди с хорошим характером, большие бабники и запивохи, а в общем-то мало способны на жестокость». Немцы считали для себя унизительным пользоваться отхожими местами в домах крестьян, примыкавших к хлеву, но итальянцев это не оскорбляло:

– А что у нас на Сицилии? Разве лучше?..

Сельским жителям было не понять – что за животные с длинными ушами и коровьими хвостами, и потому итальянских мулов они долго принимали за дойную скотину. Итальянцам же очень нравилась русская кинокомедия «Антон Иванович сердится», и они часто ее смотрели. Итальянцы быстро разобрались – что к чему и как все правильно понимать. Конечно, они не встречали колхозников, с утра пораньше играющих «Интернационал» на балалайках, не увидели и малявинских баб, до утра пляшущих под музыку партийного гимна. Зато они наблюдали наш народ в высшей степени его страдания, и в войсках КСИР стало постоянным рефреном: «Русские хорошие… они такие же бедные, как и мы!» Каким-то чутьем, идущим от народной мудрости, русские люди быстро научились отличать итальянцев среди прочих оккупантов. Они даже жалели их, видя худую обувь берсальеров, тощенькие курточки и вечно голодный блеск в глазах. Не одна бабка тишком совала в руки неаполитанца вареную картофелину: