Барбаросса - Страница 94

Коко сразу опустилась в кресло, как-то поникла.

– Откажись! – сказала она. – Ты всегда можешь сослаться на рецидивы дизентерии, на свой нервный тик… Наконец, подумай обо мне, подумай о нашей беременной дочери. О, Боже! – разрыдалась жена. – Недаром меня томили дурные предчувствия…

Паулюс ответил, что нет смысла отказываться от армии, ибо в кабинетах Цоссена, как и в бункерах «Вольфшанце», сложилась нездоровая обстановка.

– Сейчас я занимаю в вермахте тот промежуточный уровень, когда возможен скачок наверх, но, даже возвышаясь, я должен буду еще глубже погружаться в болото разногласий, криводушия и угодничества. Лучше уж страдать на фронте, нежели потерять честь в этой удушливой атмосфере.

– Глупец! – вспылила Коко. – Хотела бы я видеть, как ты будешь метаться по окопам в поисках личного туалета, испортив свои штаны с лампасами…

В какой-то момент Паулюсу показалось, что Коко права, и ему стало жаль отрывать себя от привычной кабинетной работы. Тем более что Гальдер и не подумал поздравить его.

– Доигрались, – сказал он с непонятной усмешкой…

Паулюс решил не форсировать события, благо Рейхенау не только забулдыга, но еще и хороший спортсмен, он может поправиться и снова возглавить армию. Цоссен поддерживал связь с Полтавой, и 17 января профессор Хохрейн известил Паулюса по телефону, что в здоровье Рейхенау наметилось улучшение.

– Самолет уже подан на стартовую площадку. Я доставлю фельдмаршала в свою лейпцигскую клинику, и скоро мы снова увидим Вальтера бодряком… Не волнуйтесь, – сказал Хохрейн, – мы с Фладе пристегнем его к креслу ремнями, чтобы не выпал при взлете и посадке. Ждите моего извещения из Лейпцига.

– Да, – размышлял Паулюс, – лучше остаться в Цоссене, только бы выжил Рейхенау…

Но звонок вскоре последовал из Лемберга (Львова).

– Докладываю! – сообщил чужой голос. – Самолет с Рейхенау садился у нас на дозаправку. Пилот не рассчитал дистанции и врезался прямо в ангар. Хохрейн уцелел, а Фладе покалечился.

– Что с фельдмаршалом? – закричал в трубку Паулюс.

– Рейхенау оторвало голову, сейчас ее приделывают ему на прежнее место, чтобы хоронить со всеми почестями….

Паулюс опустил трубку телефона, сказал Гальдеру:

– Какое дурное предзнаменование для Шестой армии!

– Тем более, – съязвил Гальдер, – для в а с…

18 января 1942 года (именно в тот день, когда войска маршала Тимошенко перешли в наступление на реке Северский Донец) генерал-лейтенант танковых войск Фридрих-Вильгельм Паулюс был официально объявлен командующим 6-й армией, состоявшей в подчинении группы армий «Юг». Эта армия имела славу «покорительницы столиц», она первой ворвалась в Брюссель, парадным маршем прочеканила по бульварам Парижа, заслужив всеобщую ненависть людей – от тихих местечек Фландрии до уютных хуторов Украины. Пришло время прощаться…

Ольга под широким платьем скрывала высоко вздернутый живот, а зять Паулюса нервно моргал глазами.

– Вы не думайте, барон, – сказал ему Паулюс, – что останетесь без дела: мы вместе вылетаем в Полтаву.

Зондерфюрер войск СС отделался кратким «яволь», но совсем иначе восприняла это Ольга, сразу заплакавшая:

– Папа, не делай меня вдовою, а своих внуков сиротами.

– Не надо плакать, – отвечал Паулюс дочери. – Зондерфюрер лишь жалкий капитан, твоему Альфреду надо делать карьеру.

– Но я же знаю, что такое война в России… в газетах не пишут, что оттуда день и ночь идут эшелоны с калеками и мертвецами. У меня с Альфредом такая чудесная жизнь, мы так любим друг друга… Папа, не забирай его в Полтаву!

Отец пожелал Ольге легкого разрешения от бремени:

– Верь, деточка, я обязательно вырвусь с фронта, чтобы присутствовать на крестинах твоего или твоих младенцев…

Был очень холодный, ветреный день, когда семья Паулюса и берлинские знакомые провожали его на аэродром. Генерал-лейтенант с зятем – зондерфюрером СС – только в самолете успокоились от слез женщин и бравых пожеланий мужчин. Моторы транспортного «юнкерса» разом взревели, набирая мощь. На разбеге по взлетной полосе пассажиров долго трясло в узких сиденьях, потом к фюзеляжу мягко пришлепнулись катки колес, и Паулюс сразу ощутил безмятежную легкость полета.

– Теперь и отдохнем, – сказал он, закрывая глаза.

Радист самолета сразу перенял из эфира телеграмму от доктора Геббельса, который желал Паулюсу боевых успехов, обещая, что министерство пропаганды не обойдет 6-ю армию своим особым вниманием. Из потемок гитлеровских бункеров Паулюс выбрался на свет Божий, чтобы обрести публичное имя в истории!

* * *

Кейтель утверждал, что война ведется не против России, а с европейско-большевистским мировоззрением. Но в этом случае нацисты должны бы не трогать наших храмов и музеев, наших парков и наших памятников. Когда «проспект Сталина» оккупанты переименовали в «Садовую улицу», а «площади Ленина» возвращали старое название «Театральная», то это еще можно объяснить. Однако никакие идейные соображения не подходили под звериные приказы покойного Рейхенау, который запрещал в городах России тушить пожары. «Исторические или художественные ценности на Востоке, – писал этот варвар, – не имеют для нас значения». Если верить Рейхенау, то ценности имеют значение только на Западе, а мы, русские, обладающие 1000-летней культурой, только пахали и сеяли… Именно об этом и возник в самолете острый разговор между Паулюсом и его попутчиком – капитаном Борисом фон Нейдгардтом, который очень резко отзывался о палаческой практике в рядах 6-й армии. По красной окантовке его формы Паулюс признал в нем артиллериста.